Бывает.

"В общаге на отвязной вечеринке мне приглянулся парень. ОЧЕНЬ приглянулся. Стреляла глазками сквозь толпу. Он стрелял тоже. Он "неожиданно" оказался рядом и также неожиданно сказал : "Я женат. Классная вечеринка!"... разговор человек завёл. Я выпала в осадок. Мне 17. Любви хочу. А ему 25 на вид. Конечно, он женат. Кто же такое сокровище холостым оставит. Я, решив не вдаваться в подробности его супружеской жизни, просто испарилась в студенческой толпе. Не нужны мне были эти проблемы. Да и женатый чувак понял мой намёк сразу тоже. Испарился как и появился. Флаг в руки, барабан на шею, как говорится.
Спустя пару недель я узнала что его зовут Жанат. Имя такое ... казахское."

Электрика Ермолаева ударило током и он умер. До этого его било током более двухсот раз и ничего. У него, он говорил, иммунитет на электричество, как у факира на змеиный яд. Он даже на спор пальцы в контакты разводки на триста восемьдесят вставлял, чтобы показать, какой у него иммунитет. Его ударит, он упадет. Лежит уверенный в себе. И только сквозняк волосы шевелит. Потом встанет, отряхнется, назовёт Вольта нехорошим словом и все дела. А тут чего-то умер. И, неловко даже говорить, как какой-то первокурсник пэтэу, от двухсот двадцати.

Пока ждали труповозку, прибегала вдова. Кричала, что отходили его ноженьки. А после выясняла у прохладного Ермолаева, на кого он её бросил. Но тот демонстративно абстрагировался от социальной перцепции и лежал под электрощитком небритый и напряженный.

Вскоре приехали двое молодых людей, еще более молчаливых, чем Ермолаев. Уложили выпрямившуюся жертву энергетического кризиса в чёрный мешок, вжикнули молнией и унесли вниз. Через четверть часа старшая по подъезду мадам Либерман обошла все квартиры, чтобы собрать на похороны. Было заметно: делает она это не без удовольствия.

Вдова тем временем наполнилась нездоровой энергетикой. Она нараспев убеждала бригаду кардиологов, что индукционный ток имеет такое направление, что его магнитное поле препятствует изменениям того магнитного поля, которое вызывает этот индукционный ток. Этому её научил, сообщила вдова, электрик Ермолаев во время первой близости. Вспоминала самые лучшие годы с ним. Из пятнадцати, выяснилось, их оказалось полтора. Те, что он сидел за уничтожение загородного дома Либерманов. Он там резетки переставлял, евростандарт соблюдая. Чтоб двадцать сантиметров от пола. Потом что-то там вспыхнуло. И дальше об этом лучше не рассказывать... Во время ЭКГ порывалась мыть посуду и гладить. Но кардиологи были категорически против. Они хладнокровно приживляли к вполне ещё груди вдовы присоски, которые с чпоками отлетали обратно.

Воскрес электрик Ермолаев вовремя. Задержись он ещё на пару секунд, и можно было уже не воскресать. Открыв глаза, он увидел свет мощного софита и сел на столе. Одновременно с этим упали на пол двое из пяти интернов.

Осмотревшись, обнажённый Ермолаев соскочил со стола и спросил человека с ножом в руке, в чем, собственно, дело. Чего это он без трусов, кто эти игрушечные врачи и почему он видит перед собой нож из фильма про Рэмбо.

Патологоанатом сначала психанул и попросил Ермолаева прекратить безобразие. Здесь занятия идут, между прочим, сказал он. Потом вдруг успокоился и с ножом в руках пошёл кому-то звонить.

Решив, что третья жалоба на него за одну неделю перебор, Ермолаев снял с головы одного из интернов колпак. Прикрыл им бесстыдно обнаженную грудь и покинул морг в невскрытом виде.

Первым человеком, с которым его свела судьба, оказалась белокурая девушка с васильковыми глазами. В этих глазах совсем недавно, вчера или позавчера, пустила побеги любовь большая и непредумышленная. Возлюбленный только что читал ей Бернса по телефону. Сопровождал чтение обещаниями достать с небосвода пару-тройку космических тел. Она шла и грезила дамами в кружевах и кавалерами в рейтузах. Приседаниями в менуэте грезила.

И тут, как назло, Ермолаев. Со стоящими как у ирокеза, пахнущими жженой резиной волосами. Она — с Бернсом в голове, он — с надеждой украсть где-нибудь трусы. Шанс встретиться этим двоим в морге с такими непохожими мыслями был один на миллион. Но он состоялся. Решив отвлечь васильковый взгляд от своих подкопченых томатов, он провел рукой вдоль стен и похвалил евроремонт в морге. Заметив при этом, что проводка сделана всё-таки неправильно.

— Ваши монтеры – убийцы, — дохнул он в лицо юрисконсульту больницы вонью сгоревших проводов. И добавил несколько неосмотрительно: — Что для вас свет, для нас — смерть!

Этого оказалось достаточно. Сумасшедшая девка включила сигнализацию и выбежала в дверь до того, как та открылась.

Домой покойный Ермолаев прибыл в гламурном розовом медицинском костюме и женских сланцах. Судя по всему, его не ждали. И опять какой-то скот щиток расковырял...

Отнеся отчего-то потерявшую сознание жену из прихожей в спальную, он взял отвёртку. Вернулся на площадку и стал заковыривать всё обратно.

Принесшая соболезнования в квартиру Ермолаева председатель УК держала поручень лестничного пролета долго. Потом не выдержала и произнесла с драматизмом Комиссаржевской:

— Ермолаев, а мне сказали, что тебя потеряли…

— Чего врать-то? — пробурчала штатная единица, прикручивая что-то на своё место. — Потеряли… Я с восьми на заявках!

Упрямая мажордом добралась до Ермолаева, рассмотрела его спецовку и добавила:

— Говорили, мол, током тебя убило, дескать…

Ермолаев выпрямился и выглянул из бойниц полуприкрытых век. В его глазах читалась ирония.

— Меня? Дескать, током? Смотрите сюда. И не говорите, что не видели...

Через двадцать минут электрика Ермолаева упаковывали в чёрный мешок двое молчаливых молодых людей. Сначала не хотели упаковывать. Их что-то останавливало. Они что-то вспоминали. То ли адрес, то ли профиль. То ли чёрные, разведенные указательный и средний пальцы покойного. Потом всё-таки вжикнули молнией и унесли. Старшая по подъезду хотела было пуститься по второму кругу, но ей напомнили.

В восьмом часу вечера Ермолаев, одетый в голубой врачебной костюм, прошел вдоль стены дома до подъезда. Докурил резкими затяжками сигарету и вошел в подъезд. Уже там, на первом этаже, допил бутылку портвейна, поднялся и позвонил в свою дверь.

— Опять вставлял? — причитала, бегая по кухне с полотенцем в руках, жена Ермолаева. — Сколько можно? Людям как в глаза смотреть?

Ермолаев, вымытый, с причесанными влажными волосами сидел за столом и светлым взглядом смотрел в окно. Он ел котлетку, держа её в руке. И смотрел туда, где сходились в алую полоску темнеющий небосвод и крыши домов…

— А что́ бы произошло со всеми нами, если бы в нас исчезла жадность, зависть, корыстолюбие, подлость, а остались только верность, преданность, способность искренне, бескорыстно дружить и беззаветно любить?

— У нас выросла бы шерсть, отрос хвост, и мы стали бы собаками.....

Болтали тут недавно на работе про природу кличек. Вспоминали всякое забавное из дворового детства.

Чаще всего, конечно, фамилии переиначивали. Или имена.

Акулов Сашка был Плавник.
Соломатин Сеня - Сено-солома.
Танька СвининА - Тушёнка.
Костя - Костыль.
Лидка - Хламидка.

Ирка Колпакова была Шляпа. Она плюс к своей фамилии ещё страшно рассеянная была, в школе постоянно мимо стула садилась.

А в Универе девочка из Забайкалья с красивым именем Венера носила кликуху Мухоловка.

Но самые интересные клички получали "за заслуги".

Ваня Шилов, круглый год носивший белый плащ, логично назывался Врач.

А вот девушка Анна, которую мы однажды взяли в поход, но погода была не очень, и она практически не снимала прозрачный дождевик, получила обескураживающее прозвище Аня-Гондон. Так с ним и жила.

Был у нас во дворе Скульптор, настоящего имени не помню. Он однажды зимой огромный х... из снега слепил.

Папа рассказывал, у них в Политехе был Серёга-Штопор. Открывал бутылку методом проталкивания пробки, и у него средний палец в горлышке застрял. А травмпункт рядом с общагой был. Он прибежал в травму: "Доктор, помогите!" Доктор говорит: "Надо разбить бутылку". Серёга возмутился: "Я к вам как к человеку, а вы..." В итоге они там палец как-то навазелинили - спасли вино.

А у брата в институте был Юра по прозвищу Черчилль. Пришёл на выпускной экзамен по истории с расстёгнутой ширинкой. Ему комиссия замечание сделала, а он в ответ Черчилля процитировал: "Старый орёл из гнезда не вылетит" (Вроде бы так на Ялтинской конференции Черчилль ответил Рузвельту про свою расстëгнутую ширинку). Ну и экзаменатор Юрке сразу пятёрку вкатила. И Юрка на радостях напился и до вечера с расстëгнутыми штанами так по институту и ходил - на ширинке замок просто сломался.

Теперь ваша очередь - забавные клички вспоминать!